Будылин Н. В., из книги "Озарение"

РЫБАЦКИЕ РАССКАЗЫ

Подвох

Жестянщик лесозавода Андрей Галкин, мужик лет со­рока, ясным июльским утром в воскресенье собрался на­вестить свою старшую сестру. Работала она на пристани шкипером, там же, почитай, все лето и жила со своим мужем, который работал на этой же пристани матросом. Андрей набрал полную кирзовую сумку душистых яблок из своего сада, надел чистую рубаху и вышел со двора.

Солнце только-только показалось из-за елшанской го­ры, было еще не жарко, дышалось вольно. Село давно про­снулось. Сельчан на улице однако было мало - пора горячая, сенокос в разгаре.

"Ладно, - думал себе Андрей, - день потеряю, может, рыбкой разживусь, оно б как раз в дело сейчас, да и Тайку повидаю...”

Как-то с годами стал Андрей за собой замечать, нет-нет да и всколыхнет что-то изнутри, тоска какая-то жгучая,

-   охота повидаться с близким человеком, словом перемол­виться.

Вроде поговорил малость и уже легче, как камень, вроде, с сердца снял.

-   Старею, наверно...

Вот как-то недавно с вечера долго не мог заснуть, думал помаленьку о том, о сем, и вдруг как-то сразу нутром по­чувствовал себя взрослым мужиком. Как-то сразу, среди ночи, раз и озарило. Раньше не чувствовал свои годы, все вроде пацан, а тут все, баста... Повзрослел что ли так враз.

Размышляя таким образом, Андрей вышел на централь­ную улицу и тут на лавке увидел старика Федора Мат­веевича Макушина, бывшего кузнеца того же лесозавода. Когда-то вместе, по-соседству стучали с ним, кто молотком, кто кувалдой. В перекурах беседовали о разном, при случае иль с зарплаты выпивали. Лицо Макушина было перевя­зано платком, правой рукой он подпирал щеку. Глаза его смотрели тускло, страдальчески.

-  Здорова, Матвеич, ты чего это щеку-то перевязал, зубы, что ли?

-  А, Андрюха... Измучился, сил нет, неврит, говорят, ка­кого-то тройного нерва... Хоть петлю накидывай. Как нач­нет долбать, спасу нет...

-   И давно мучаешься-то?

-  Да почитай с зимы. Все вроде ничего, а то... хоть волком вой. Я уж какую ночь лавку-то караулю.

-   Да, дела... Это ты простыл, должно, от горна-то и на улицу, вот и продуло.

- Бес ее знает, откуда чего взялось, вот опять застреляло, ой-ой, матерь божья...

Старик прижал правую щеку обеими руками, закатил глаза, прерывисто дышал. Андрей присел рядом, с жало­стью смотрел на него.

-   Вроде полегчало...

-  А ты платок-то для тепла, что ли?

-   Да вроде как подвяжу, легче чуть. Я уж и соль под­вязывал и тряпку с керосином, - учили люди, все одно ломит. А ты куда нарядился-то?

-  Да к Тайке сходить думаю, яблочишков вот снесу, да, может, рыбешки возьму.

-            А, это ладно, только давеча Мерзляков Димка говорил

-   областной рыбнадзор там больно шерстит.

Поговорили еще малость, Андрей встал.

-  Ну, Матвеич, бывай здоров, пойду я, коль уж собрался.

-   Гуляй, гуляй, заходи когда, не проходи мимо-то.

Андрей зашагал дальше, мысли его резко вильнули в сторону.

’Вот ведь, - думал он, - живет, живет человек, крепко шагает, громко смеется и на тебе, под старость скрутит так, что и не узнаешь, - так для чего, спрашивается, жил?”

Спускаясь к пристани, увидел у берега катер.

’Должно, рыбнадзор, верно говорил Макушин...”

Сестра Тая сидела на кухне, пила чай с двумя мужи­ками. Один постарше, лет пятидесяти, в форменном полу­военном костюме, другой паренек лет двадцати, в тельняш­ке. Что-то бурно обсуждали. При появлении Андрея раз­говор прервался.

-   Здрасьте вам... Я не вовремя, подожду тут, Тая.

-    Да заходи, Андрей, ты чего... Брат это мой. Заходи, заходи...

Мужики степенно кивнули и продолжали пить чай с блюдечка, смешно вытягивая губы. Андрей зашел, поставил сумку с яблоками у лавки.

-   Я вот тут яблоки тебе принес.

-  А, ну хорошо. Садись вот к столу чай пить.

Андрей присел.

-   Может, ухи налить свеженькой?

-   А какая уха-то?

-   Да ширманишки да мелочь всякая. Налью?

-   Не..., я сейчас из стерляди наелся, вот только-только, как сюда идти.

Таисья несколько смутилась, подмигнула Андрею, по­казывая глазами на мужиков.

-   Хотел тебе принести, да ждем дочь Тоньку с семьей, к их приезду и купили.

-   А где купили-то? - не утерпел старший.

-   Да тут поблизости, у Федора Макушина, дороговато, правда, но уж зато и рыба... А вам надо что ли? У него ща там много оставалось. Он как раз только с рыбалки прие­хал.

Таисья незаметно наступила Андрею на ногу, придави­ла больно.

-   Ты чай-то пей, а то остынет.

-    Он, Федор-то, наказывал, ежли, говорит, кому надо, шепни.

-   И много у него осталось?

-  Да я не мерял, ну, ведра два-три есть. А вам к случаю что ли к какому?

-   К случаю, к случаю. Он где живет-то?

Старший достал записную книжку, карандаш.

-    Ну, по Советской улице, считай, раз, два... да, через три квартала от школы справа угловой дом шатровый, же­лезом крыт. Да там его любая собака знает.

Мужики быстро собрались, ушли.

-   Эх, и дурак ты, Андрюха. Ты знаешь, кто это был-то?.. Рыбнадзор главный... Я ж тебе мигала.

-   Да ладно!? Андрей усмехнулся, глаза его весело бле­стели.

-   Иль наврал все?

-   Пускай прогуляются...

На другой день утром, едва Андрей у себя на работе наладился делать короб для печки, гнул ободок, в мастер­скую ввалился старик Макушин с повязкой на лице. Сразу с порога:       ■>

-   Это ведь ты, Андрюха, рыбнадзора-то на меня натра­вил. Я ведь сразу-то и не догадался, думал, по злобе кто. Уж сегодня под утро сообразил только.

-   Ты что, Матвеич, какой надзор?

-  Да ладно... Ввалились два мордоворота, я как раз толь­ко в избу вошел, приладился греть щеку у печки. Макушин, говорят, Федор Матвеич? Ну, говорю, он самый. Кажи, го­ворят, где ты рыбу-то хранишь? Моя баушка так на лавку и села. Какая рыба, говорю, я слова-то сказать толком не могу, хожу вон только от печки до порога. Ну, не дурак ли ты после этого. Гонял людей. Тебе бы все хаханьки...

-   Ну, тогда ладно, не серчаю.

Мужики громко рассмеялись.

15.0193.

На озере

Наступал рассвет теплого июльского утра. Солнце еще не взошло, обозначалось над дальними холмами узкой ро­зовой полоской. Воздух наполнен томительным ароматом зреющей ржи и мордвинника. Васька Назаров с Петькой Прониным проснулись с табунами и сейчас спешили на озеро на рыбалку. Было им лет по двенадцать. Шли через поле. Густая озимая рожь по пояс цеплялась за нога, про­бирались с трудом. Впереди шагал Васька, разгребая одной рутсой рожь, другой держа удочки.

-   До солнца надо успеть^ самый клев сейчас. Проспали мы с тобой, Петька.

-   Говорил, давай раньше ляжем, а ты кино да кино, будто, сроду не видал.

-  Ага, я и кино посмотрел, а встал раньше тебя.

Ночевали они на сеновале у Васьки.

-    Я все время, как надо рано встать, выпью кружку воды с вечера и часа через три-четыре хочешь, не хочешь, а вставай.

-   А не проснешься?

,- Скажешь тоже, что я, маленький?

Поле миновали, идти стало легче. Подошли к сосновым посадкам, а там и озеро показалось голубым блюдцем. Во­круг лесочек подступает со всех сторон почти к самой воде, дальше колхозные поля. Озеро небольшое, в ширину, если постараться, камнем перекинешь, в длину чуть побольше. Выбрали дальний заливчик, разместились у ивовых кус­тиков. Васька уже забросил удочку, готовил другую. Петь­ка в сторонке ломал рогатины от коряги.

-   Да не шуми ты, окаянный, рыбу спугнешь, - Васька зло зашептал. - Шумит, как в лесу.

-Да ладно..., смотри вон лучше, повело.

Поплавок чуть повело в сторону, на мгновение утопило. Васька схватился за удочку, ожидал.

-   Мелкота за кончик тянет, чтоб ее...

Поплавок долго медленно покачивался на волнах, по­том потонул. Что было силы Васька дернул в сторону, под­сек, леска натянулась, кончик удочки из орешника мелко подергивался. Неповторимо-волнующий момент, хорошо знакомый каждому рыболову! На крючке висел окунек с ладошку, сверкая ярко-красными плавниками.

-    Начало есть, давай быстрее, Петька, клев начался, чего ты там возишься.

Вдруг с противоположной стороны залива раздался ка- кой-то шум, с треском раздвинулись ветки деревьев и из лесу вышел большой лось. Он мирно посмотрел на рыбаков, на озеро, подошел к воде и стал жадно пить, чуть подра­гивая ноздрями и время от времени потряхивая, как ло­шадь, головой. Его величавые рога в четыре ветки покачи­вались при этом из стороны в сторону. Напившись вволю, он вновь посмотрел на рыбаков, окинул взглядом хозяина озеро. Пацаны инстинктивно присели за корягу, смотрели, раскрыв рот. Убедившись, что опасность ему не грозит, лось еще раз тряхнул головой и вдруг бросился в воду, мгновенно выпрыгнул оттуда, вновь погрузился, так, как это делают малые ребята, приговаривая при этом: ’’Баба сеяла горох, прыг-скок, прыг-скок...”. Накупавшись вволю, лось вышел на берег, отряхнул на прибрежные камни и песок сноп брызг, величаво подался в гору и скрылся в лесу.

-   Видал, Васька:

-   Я что, слепой что ли, а ты чего дернулся-то, как он в воду прыгнул?

-   Я думал, он к нам поплывет...

-    Нужны мы ему. Хорош бугай, а кожа-то, глянь-ка, прям лоснится.

-  Да..., первый раз вижу лося так близко. Вот расскажем кому, не поверят.

-  Ну и пусть, нам-то... Перепутал он нам всю рыбу, теперь клева не жди.

-   Ну что, собираемся?

-  Айда, купнемся давай только на дорожку.

Ребята искупались, сложили вещи, удочки и отправи­лись домой, горячо обсуждая всю дорогу встречу с лесным великаном. Дошли на этот раз незаметно и быстро.

Рекорд местного значения

Водитель ПМК Кузин Иван, щуплый, лысоватый мужик лет пятидесяти (по уличному Валет), вместе со своим зятем Сергеем Петровичем Зудовым, стоматологом местной поли­клиники, рано утром выехали на рыбалку. Ехать далеко не пришлось, Волга вот она - близко. Поставили мотоцикл ’’Урал” у знакомых во дворе, вывели моторную лодку, тро­нулись. Спустились от поселка чуть вниз по течению, встали на якоря.

Август еще только начинался, однако после Ильина дня по ночам было прохладно, кое-где начала желтеть листва. Сидели в лодке, кутаясь в фуфайки. Клев начался сразу же, поймали штук по десять ширманов, попался один круп­ный судак и все, больше ни поклевки. Взошло солнце, воздух прогрелся. Сидели в лодке, беседовали.

-   Ну что, Серега, не берет? Может, место сменим?

-    Это все судак виноват, разогнал рыбу, а судачина хорош попался, глянькося.

Сергей Петрович приподнял садок над водой, любовался уловом. Валет небрежно скосил глаза, выплюнул через борт окурок беломорины, снял фуражку, почесал лысину.

-  Ничего судачишка..., но рыбалку он нам испортил, чтоб его...Давай прикорму что ли добавим?

Достали груз с прикормом, добавили чуть размоченного жмыха, опустили снова. Спустя малое время начало покле­вывать, поймали несколько окуней. Становилось жарко, Сергей Петрович разделся по пояс, из-под газетной кепки выглядывали черные кудри с проседью. Глаза непрерывно смотрели на кончики удочек. Вдруг затылком и всей кожей спины Сергей Петрович почувствовал опасность, он быстро оглянулся: прямо на них шла баржа, оставалось каких-то метров восемь-десять.

-   Батя, прыгай..., - только и успел он крикнуть.

Валет резко повернулся, остолбенел. Дальше как в ту­мане. Очнулся Сергей Петрович уже на якоре баржи, приль­нув к нему телом и крепко держась обеими руками. Где-то внизу с обезумевшими от страха глазами, вцепившись в край лодки, кричал Валет: ’’Караул, спасите...”

Самоходка застопорила, протаранив лодку метров три­дцать, сорвала садок с рыбой. Но, можно сказать, обошлись рыбаки легким испугом.

Вечером сидели у Сергея Петровича на кухне, выпивали помаленьку, беседовали.

-   Да, почитай, Серьга, мы с тобой с того света седня вернулись. Вот ведь как бывает, ни сном, ни духом. Я уж

думал, каюк..

-  Ну, не знаю, батя, как тебе, а мне еще туда рановато.

-   Да и я не тороплюсь, как вон моя теща говорит, мне говорит, еще красно солнышко не прискучило.

Хорошо вот так после опасности и сильного испуга бе­седовать тихо-мирно. Жены в другой комнате смотрели вме­сте с детьми какой-то многосерийный длинный, предлин­ный фильм. Причитали время от времени, а то какая и всплакнет.

Валет пригладил корявой, почерневшей ладонью остат­ки волос на затылке, закурил.

-  Что ж он, паразит, не видел что ли, что на людей прет, в суд надо б на него подать.

-  Да он, видать, как раз сгрузил доламидку, ну и пошел напрямки. Тут счас начни искаться, еще неизвестно, кто кого, так загнут, что еще штраф припишут, а то и того хуже - они хозяева. Черт с ней, с рыбой, да и лодку под­правим. Я вот только не пойму как я на якоре-то очутился? Ведь там, почитай, высоты метра три, если померить, а может, и больше.

-  Давай померий как-нибудь и пиши заявление в книгу, как ее, разные рекорды где?

-   В Гинесса что ли?

-   Да, да, в нее, может, еще и премию получишь.

Оба рассмеялись. Теперь вся эта история показалась им смешной от начала и до конца. Однако еще долго Сергей Петрович, наблюдая за баржами, вблизи приглядывался к ним, удивлялся: "Вот ведь, бывает..”.

25.0193.

У бакенщика

Будучи студентом, любил я в летние каникулы погос­тить у бакенщика Петра Ильича Погодина. Был он нам как-то сродни. Старик лет под шестьдесят, сухощавый, жи­листый, среднего роста, с морщинистым, заветренным ли­цом. Курил себе махорку без перерыва, кашлял до посине­ния, похваливая при этом табачок. Жил он в небольшом поселке домов в двадцать вместе со своей бабкой, такой же сухонькой, смирной да большеглазой внучкой Катей лет десяти.

Старшая дочь их умерла при родах, муж ее с горя спил­ся. Так что, почитай, от рождения Катя жила у дедушки с бабушкой, называла их однако мамой и папой. Старики в Кате души не чаяли.

Бывало, приедешь к ним на велосипеде под вечер, дед с бабкой засуетятся, неподдельно обрадуются.

-    Ну-ка, Катенька, слазь в погреб за кваском, налей жбанчик, да грибков малость наложи.

Квас у них особый, из березового сока, пей не напьешься. Сядем в передний угол под иконы, между разговорами вы­пьем по стаканчику своего же изготовления пива. Беседа течет тихо, как нешумливый ручеек в овражке. Так и хо­чется излить свою душу этим двум добрым старикам.

-  Вот скоро институт кончаю, дядя Петя, последний год остался.

-   Что ж, дело доброе, в роду нашем докторов еще не было, инженеры да, а докторов еще нет.

-   Как же, Петя, а кум Урусов-то аль не доктор? - всту­пала в разговор баба Настя.

-   Фелшаром он был, Настя, да и не родня он нам, так перекрестили по пьяному делу, вот и вся недолга. Фелша­ром он работал в уезде.

-  Чижало учиться-то?

Бабка как-то участливо и с жалостью смотрела на меня.

-   Да известно, это тебе не блины печь, спросит тоже, - дед со знанием дела развивал свои мысли. - Я вон кажин- ный раз инструктаж сдаю и то волнение, а уж, кажется, знаю все, как свою плешь.

-   А мы вот свою Катеньку в медсестры отдадим. Вот и будете с ней вместе трудиться, все свой человек, не дашь в обиду. Верно я говорю, Катя?

-   Нет, папаня, я буду учительницей, как мама.

-    Ну что же, и это хорошее дело, - легко соглашался дед, - спой-ка нам ты, Катя, какую-нибудь песенку.

-   Какую, папаня?

-   Ну хоть эту вот, как она, про "рощу” что ли?

-  А, эту...

Катя садилась поудобнее на лавку, поправляла голу­бенький платочек на плечах и запевала, чуть прищурив глаза, нимало не стесняясь: ’’Вот она милая роща...” Пела тихим, нежным голоском, привычно покачиваясь из сторо­ны в сторону в такт мелодии. От песни этой становилось чуть грустно, но наступало какое-то неземное блаженство. Дед иной раз прослезится, бабка, подперев щеку правой рукой, с умилением смотрит на внучку.

Дед вскоре засобирается к своим бакенам, прихватив с собой канистру с керосином. Я с ним... Сажусь на весла, в охотку гребу во всю силу, скоро утомляюсь. Солнце уже село, наступают сумерки. В борт лодки бьет легкая волна. Объезжаем шесть бакенов, заправляем их, зажигаем фи­тили.

Рано утром с дедом собираемся на рыбалку на ’’кукан”, так называют место чуть ниже поселка. Рыбачим до солнца на удочки и на подпуска. К завтраку возвращаемся домой с ведерком рыбы.

Гостил я у них обычно дня по три-чётыре. За это время набирался сил, как-то успокаивался, креп душой...

Прошли годы. После института я несколько лет работал на севере. Не так давно навестил своего бакенщика. Годы, казалось, прошли мимо них стороной. Все так же дед дымил самосад, кашлял с надрывом. Бабка копошилась у печки с ухватами. Встретили меня как всегда радушно, сели ужи­нать. Дед после первой рюмки коньяка (привез я им в гос­тинец) еще больше порозовел, разговорился.

-   А Катя-то чего у нас отчублучила, слыхал, небось?

Я был немного в курсе событий, но сделал вид, что ни­чего не знаю.

-   Подросла наша внученька, похорошела, все у зеркала, смотрю, крутится. Ну дело доброе, ладно, пора пришла. Как говорят ’’время камни собирать и время разбрасывать”. Ста­ла уж иной раз на танцы с подружками проситься. А тут повадилась к бакенам на лодке плавать, да все меня но­ровит дома оставить. Я-то думал, это она меня жалеючи. Ан прошлую осень, вокурат накануне Покрова дня, явля­ются к нам сваты. То да се, ваш, говорят, товар, наш - купец. И купец тут же, капитан с метеора. Он тут все лето кур­сировал до Самары, вот и увидал на реке нашу Катю, когда она у бакенов-то была. Так что теперь Катерина у нас капитанская жена.

Я был рад за стариков и за Катю, жаль вот только песен в тот вечер нам никто не попел, только зашумел за окнами листвой теплый ветер с Волш да загудел утробно пароход, и снова тихо, покойно.

25.0193.

Находка

Наступал рассвет прохладного майского утра. Слесарь РТС Кузовников Павел греб на своей весельной лодке по Ерику вдоль берега - решил установить буи чуть выше от села. Еще зимой облюбовал он это место. Греб привычно, слегка налегая на весла, думал о том, о сем. Село пробуж­далось, пели вовсю петухи, кое-где виднелись в окнах огонь­ки. Дул северный ветер.

’Как бы не разыгралась погода-то, не помешало бы...”,

-   подумал он, вглядываясь в мрачное небо.

Вдруг весло обо что-то глухо стукнуло. Павел привстал, пригляделся. Метрах в трех от лодки в воде плавала на­половину затонувшая бочка. ’’Это что за штука, половодьем что ль у кого смыло с огорода?”

Развернул лодку, подплыл ближе, потрогал бочку, на­клонившись через борт, - вроде целая. Прихватил бочку багром, напрягаясь, доплыл с ней до берега, волоком и ка­том дотащил до суши - внутри что-то булькало. Взял в лодке топорик, с трудом выбил пробку, в нос шибанул рез­кий винный запах. Мать честная, уж не вино ли?” Обмак­нул в бочку прут, лизнул - язык обожгло. ”Да ведь это чистый спирт, а у меня и посуды-то нет. Эх, вот растяпа, хотя кто знал, ехал-то за другим. Пока до дома добежишь, ее тут ухайдакают...”

В голове мелькнула спасительная мысль. Быстро выта­щил лодку на берег, привязал ее к коряге, бочку прикрыл ветками, сам побежал в гору.

Сваха Захарова жила с сыном поблизости, еще спала, еле достучался до нее. Обратно бежал с двумя ведрами и канистрой, следом прибежала и сваха с бидонами. Вдвоем налили, Кузовников не утерпел, хлебнул малость, закусил луковицей. Горячо шептал: Ты вот что, сваха, ни гу-гу, мы ее с тобой всю перетаскаем, ты покарауль здесь, а я сбегаю отнесу. У тя вылить-то есть куда?”

-   Да куда? В сенцах опростай бачок с квасом, туда и вылей. Я Ваньку послала к Верке, придут, помогут счас...

-Да ты что... Ну ладно, карауль тут...

Пригнувшись, как молодой рысак, Кузовников побежал снова в гору. Встречь, в переулке попался ему сослуживец, тракторист РТС Мельников Иван.

-   Ты эт куда, Павло, с ведрами-то несешься?

-   Да вот оаню топлю, воды натаскать надо...

Сам удивился своей сообразительности, хотя какую ба­ню, живет-то он на другом краю села. Вот ведь...

Две ходки сделал удачно. Возвращаясь с ведрами в тре­тий раз, обнаружил у бочки кучу народа. - "Пропало дело”. Вскоре на мотоцикле подкатил молодой участковый ми­лиционер Усов Володя. В бочку забили пробку и на подводе отправили в магазин на склад. По инстанции передали сообщение о находке.

Как-то по осени появился на селе представитель из Ка­зани, чернявый, средних лет татарин. Бочка-то, оказыва­ется, вместе с подводой затонула еще зимой, ушла под лед. Показали ему, где магазин, помогли выбить пробку. Он по­просил стакан, налил себе, попробовал, поморщился.

-   ШАЙТАН ОЛГЭРЭ... Забивай, мужики, снова, берите ее себе, вады-то у нас и в Казань пално...

С тем и уехал.

25.0193.

Стерляжья уха

Живу я, почитай, вот уж сорок лет на Волге, а стыдно сказать, за все это время уху из стерляди ел три-четыре раза. Все как-то не получается, да и стерлядка в Волге повывелась значительно.

Вот, помню, в детстве, лет в девять-десять, попробовал ее первый раз. Собрались мы с другом Санькой Серовым на рыбалку, взяли поутру удочки, пошли на Красную Речку, что километрах в шести от села. Выбрали заливчик с пес­чаным бережком, понемногу рыбачим. То ерша изловим, то окунька, то вдруг бычок пожалует. День наступал теплый, ласковый, ни ветерка, только нет-нет да легкая рябь по воде, да изредка плеснет чуть в стороне крупная рыба.

-   Сейчас, Андрюха, клева не жди до вечера, перерыв на обед значит, - Санька сызмальства с отцом рыбачит, познал все рыбьи повадки.

-   Давай, Санька, скупнемся, а то печет уж больно.

-   Здесь нельзя, здесь ямы, можно вон там, на плесе.

Искупались, вернулись к нашему лагерю, а там гости,

пристали на лодке рыбаки местного рыбколхоза. Три му­жика заваривают уж на треноге уху. Одного из них я не­много знал, это был молодой еще мужик Дементьев Вален­тин, сосед моей бабушки. Другой постарше, лет за сорок, грузный, коренастый, курчавые волосы с проседью. Третий хромой старик со шрамом на верхней губе, как его звали дед Михаил. Кашеварил Дементьев.

-   обратился он к грузному мужчине.

-    Повремени маненько, не кипит еще, луковицу пока брось.

Хромой старик разбирал в лодке сети, выбирал рыбу, бросал ее в ящики. Мы сидели в стороне, наблюдая за ними, поглядывали на свои удочки. Вскоре уха сварилась, мужи­ки сели есть, нет-нет да громко чему-то смеялись. Закурили, лежа на боку, поглядывая на водную гладь. Дед обернулся к нам.

-  Эй, пацаны, подь сюда, проголодались, поди? Идите-ка перекусите ушицы маненько.

Мы долго не ломались, подошли. На чистой, белой тря­пице лежала гора желтовато-белой вареной стерляди большими кусками. Чуть поодаль ржаной хлеб ломтями и уха в котелке.

-   Ешьте, ребятишки, не стесняйтесь...

Никогда я не ел ничего вкуснее этой ухи, до сих пор помню ее сладковато-ядреный привкус. Мужики между тем беседовали. Рассказывал хромой дед:

-    Во, собрались мы в тот год вверхи за картошкой, у нас-то неурожай был. Сели в пару лодок, поехали кто по­моложе. За день-то, почитай, верст по десять-двенадцать давали, а то и больше. Ночуем на берегу у костра. Вот как-то уже ближе к Сенгилею причалили близ какого-то села, полазили с бредешком, заварили уху...

- А воды-то где брали? - подтрунивал над ним Дементьев.

Дед опешил...

-   Да, чай, мы на Волге...

-    Ну вот, значит, выпили маненько, поели ухи. Серьга Казанцев и говорит: ”Давай-ка в деревню махнем, седня воскресенье, у них там, поди, вечорки идут”. Ну, народ мо­лодой, загорелись. Оставили одного лодки караулить, сами в деревню. Нашли и впрямь в одной избе вечорку, ну мы еще для храбрости первача раздавили поллитру и туда. Парни на нас косятся, а девки ничего, вроде приглядыва­ются. Ванька Ушаков у нас больно мастак был плясать. Эх, он что там выделывал перед одной, кадриль особенно. Пар­ни моргали, моргали глазами и шепчут нам, мол, покаля­кать надо... А оно известное дело чего, покалякать-то. Го­ворю: "Мужики, уносим ноги”. Я уж тогда прихрамывал. Вот так-то...

-  Эт тебе не там губу-то раздвоили? - вступил в разговор коренастый дядя Саня.

-   Нет, там все обошлось, это мне веслом как-то.

-   Эт как веслом, случайно что ли?

-   Ну, можно сказать и случайно. Я, слышь ты, по моло- дости-то бойкий больно был. И вот помогал все нашему рыбнадзору Миневнину Степану Ильичу браконьеров ло­вить. Почитай так, за спасибо. Вот как-то гонимся за од­ними, засекли у Елшанки, те на ’’коня” и вперед, мы за ними. У них мотор-то посильнее, но тут тоже опытность нужна, - где волну резать, где след в след идти. Почитай, до Ставрополя они нас за собой тащили, выскочили на берег. Я за ними, Степка сзади орет: ’’Держи их, держи...” Я и рад стараться, их двое, нас тоже. Подбегаю к одному, он так оборачивается и говорит: ’’Куда бежишь, дура?” Бац мне веслом по роже, мне и хватило. И ведь не дурак ли? Стоило из-за этого столько верст тащиться. Чай, и здесь к любому и каждому подойди, попроси по-хорошему ”Мил человек, выручи, дай меж глаз”. Так нет ведь, надо было аж под Ставрополь тащиться. Вот так и хожу теперь, как заяц, с раздвоенной губой.

... Мы наелись до отвала, поблагодарили мужиков и ото­шли в сторону. Вскоре они засобирались в дорогу, тронули и скрылись за мысом, некоторое время слышен был гул их моторной лодки.

25.04.93.