2-5 Продолжение 2-й части романа "Чапанка" Н. В. Будылина

31

Село забурлило, заклокотало. Опьяненные первой кровью, в боль­шинстве своем крепкие мужики из зажиточных искали выход ско­пившейся ярости. До полусмерти избили пленных исполкомовцев. До полудня не прекращался сход у церкви. Выбрали штаб и совет, в который вошли отец и сын Вырыпаевы, Казятин, Серов, Ушаков, Беляев. К удивлению многих, ярым сторонником восставших стал Яков Гудов, доселе считавшийся активистом Советской власти и даже входивший в свое время в комитет бедноты.

После обеда совет заседал в помещении волисполкома. Сидели за столом, парились, кто в фуфайке, кто в чапане внакидку. Дым ко­ромыслом.

-    Ну теперь, ребята, отступать некуда, кровь на руках, Казимирова-то нам вжисть не простят, - старший Вырыпаев плюнул на ладонь, погасил самокрутку, бросил на пол, - чего будем дальше делать? Думайте.

-   На Урал гонцов слать нужно, к Колчаку, у него защиты просить, одним нам не справиться, - предложил Ермолай Ушаков.

-   Э...э, туда беги не беги, пока добежишь, у нас туг все потроха повынимают да сушить повесят, - возразил старик Казятин. - Я так кумекаю, уж коль пошла такая пьянка - режь последний огурец, надо округу поднимать, нынче многие на власть в обиде, поддержат, поди.

-  Оружие надо добывать, куда с голыми руками-то, - Иван Выры­паев горячо потирал руки, - а Ушаков верно, батя, калякает, сколько мы туг продержимся, одному богу известно, а к Колчаку послать надо, может, и выгорит что...

-    Ну ладно, мужики, так и постановим, - пока суд да дело, надо ружьишки собрать, в кузнях пущай пики да сабли скуют, сколько смогут. Теперь так, собрать к завтрему подводы, поедем к соседям, а пока молчок... Ежели что, друг на друга не валить, все кашу заварили, на всех кровь Комиссарова есть. Так-то...

Наступил вечер. В окнах один за другим зажигались огни. В трех кузницах села - на Садке, на Бутырках и у беляевских мельниц трудились кузнецы. Во главе с Алешей Трегубовым ковали ножи, пики, копья. В сумерках на их потных лицах, как зарево от пожара, играли огни, густо сыпались на землю искры. В темноте от дома к дому бегали люди, скрываясь от своих и от чужих, сторожко озираясь.

Дмитрий Гудов далеко за полночь прилег, не раздеваясь, на кровать.

-  Чего это будет-то, Митя? - Екатерина качала ногой люльку, сама сидела подле, на лавке. В люльке двухмесячный сын пускал пузыри, гукал, никак не хотел спать, встревоженный, по-видимому, всеобщим волнением. Сына назвали Валентином.

-   То и будет, перебьют нас всех и вся недолга...

-   Как же это?.. Покаяться надо, пока не поздно, простят, может...

-   Так и жди, простят...

-   Ты сам-то не ходил бы с ними, а..., - Екатерина просила жалос­тливо, - куда я без тебя с дитем?

-    А по мне что ни поп, то батька. Что при царе-батюшке шею гнули да землю пахали, что при Советской власти из ярма не вылезаем. Я чему дивлюсь-то, ну Вырыпаевы там, Казятин, Беляев ладно, богачи коренные, они знают, за что горло дерут, ну а дядя Яков-то, голь перекатная, а туда же. Вот ведь ему-то чего надо?

Помолчали. На улице залаяли собаки, видно, кто-то проходил мимо.

-   А Андрюшка, говорят, убежал, может, спрятался куда...

-   Хорошо, а то б и его, как Казимирова...

-  Господи помилуй, чего это деется, верно, видать, бабаня говорила, что-де поднимутся брат на брата, сын на отца. Я все не верила.

Ночью подморозило. Ветер стих. Большими хлопьями пошел снег, тихо ложился на землю и крыши, покрывал деревья. После первых петухов снова подул из-за Завражной горы ветер, сдувая с деревьев только что опустившийся снег.

32

Андрей Гудов, как прознал об аресте и избиении Казимирова и исполкомовцев, по берегу Волги, спотыкаясь и падая на не совсем еще зажившую ногу, побежал в Красный поселок. Еще по-темному

в крайней избе у знакомого крестьянина-середняка Евстафия Рах­манова взял лошадь и верхом поехал в Сенгилей. К обеду он был уже в кабинете у уездного комиссара внутренних дел Кирюхина, грузного, седовласого.

-          Что ж вы там, так твою мать, одного-двух прищучили, и все б в момент утихомирилось.

-   Я думаю, там дела серьезные начинаются, товарищ комиссар.

-   Ладно, разберемся.

Кирюхин связался по телефону с председателем губисполкома. Часа через два отряд милиции из двадцати человек во главе с Ки- рюхиным на конях тронулся к Новодевичью. Ночевали в Подвалье в избе крестьянина Петра Кокарева. Хозяин набросал на пол свежей соломы, улеглись вповалку, выставив на всякий случай караул. Среди ночи караульный разбудил Кирюхина.

-          Товарищ комиссар, Иван Кузьмич, тут человек из Новодевичья, до вас просится...         ' .

-   Кто такой? - Кирюхин спросонья протирал глаза.

-   Кто его знает, писарь, говорит, исполкома...

-          Васька Шляндин, должно, - Андрей проснулся тоже, привстал на соломе, поправил тельняшку.

-   Заводи давай, - приказал Кирюхин.

-   Да он уж на кухне.

Васька Шляндин стоял у порога в драной телогрейке и стоптанных валенках.

-          Ты как здесь, Андрей? Я думал, и тебя схватили, - обрадовался он, завидя Гудова.

-   Убег я, успел. Ну чего они там?

-           Смута там, смута великая. Казимирова убили. Вырыпаевы да Казятин больше воду мутят. Они, значит, как Казимирова потопили, зачали исполкомовцев терзать. Ну, думаю, сейчас и за меня возьмутся, как никак я тоже при исполкоме служу - я на сеновал и схоронился, а потом уж сюда деру.

-         Ну, ты рассказывай все по порядку, - приказал Кирюхин, засте­гивая портупею.

-          Значит, так... Как прознали мужики, что скотину будут рекви­зировать, подняли шум, нам, говорят, что ж тогда с голоду погибать?..

-   Погоди... Эго с чего они взяли, сукины дети, что скотину-то?

-          Да как же. Когда от вас приезжал уполномоченный с неделю как, животину описал и вроде как намекнул, мол, скоро могут и реквизировать, не моги, значит, колоть...

-   Так это ж липа все... Ладно. Кто у них там главарь?

-   Брешешь, гаденыш, - Андрей, как ужаленный, вскочил со стула, сжал кулаки, шагнул было к Шляндину. Глаза его от ярости налились кровью.

-   Может, и брешу, - миролюбиво согласился Васька, - только все, видал, возле них крутился.

"Хитрит чего-то старик", - несколько успокаиваясь, подумал Анд­рей, - ладно, разберемся.

- Дальше говори, - приказал Кирюхин, доставая из кармана смятую коробку папирос, закурил.

-    Ночью, значит, похватали всех исполкомовских, закрыли кого на съезжей, кого в исполкоме, избили в кровь, ну а комиссара по­решили.

-   Кто? - наливаясь лютой ненавистью, сквозь зубы процедил Ки­рюхин.

-   Много их там было...

    - Кто казнил? - глядя в упор на Шляндина, снова спросил, как плетью хлестнул, комиссар.

-   Врать не буду, не был там,- не знаю.

-   Ладно, выясним...

Еще по-темному отряд Кирюхина приближался к селу, стороной обошли Красный поселок. Слышен был уже вдали лай собак. Чуть спустились в низину у Крутика, с ходу нарвались на частую ружейную стрельбу. Несколько милиционеров упали на твердый снежный наст, другие спешились, стали отстреливаться. Кирюхин дал команду от­ступать, однако выстрелы раздавались уже и сзади. Упал в сугроб лицом Васька Шляндин. Только двум милиционерам удалось скрыть­ся. Они смогли доползти до оврага, скатились кубарем и по нему добрались до берега Волги. Их не преследовали. Все остальные, вклю­чая и комиссара Ивана Кузьмича Кирюхина, были убиты, сброшены в ту же прорубь, где сутки назад завершил свой жизненный путь Владимир Казимиров.

Раненного в плечо Андрея взяли в плен, на санях увезли в село.

-   Что ж ты, батя, делаешь-то? - гневно спросил он отца, когда его волокли из саней на съезжую Павел Беляев с Ермолаем Ушаковым. Встретились они у крыльца.

-   Я, Андрюха, супротив народа не пойду и тебе не велю, - прого­ворил Яков. Увидев кровь, тонкой струйкой стекающую с правого рукава полушубка, обомлел: - Да ты никак раненый, погоди-ка...

-    Да иди ты..., - Андрей зло скрипнул зубами, сам шагнул на ступеньку крыльца съезжей.

Восстание разгоралось с новой силой. Вновь пролитая кровь, как сушняк, брошенный в костёр, прибавила сторонников мятежникам. Одного кровь пьянила, другого пугала. Уже насчитывалось несколько десятков ярых мятежников, готовых идти до конца. Неожиданно примкнул к восставшим Алеша Трегубов. Писал списки боевых от­рядов и сочинял воззвания к народу дальний родственник Бузина Тяглов. Он первый предложил послать лазутчиков в Сызрань во второй запасной батальон, состоявший в основном из вчерашних крестьян Сызранского и соседних с ним уездов. Среди восставших были и женщины. Одной из первых взялась за ружье Анисья Гудова. С год как секта староверов, в которой она состояла, была разгромлена. Возглавлявшие секту две монашки были сосланы в неизвестном на­правлении, дом вместе с множеством икон спалили. По селу ходили слухи, что де во время пожара в небе среди дыма был виден лик Пресвятой Девы Марии и якобы плакала она горько, глядя с высоты на суетившихся внизу сельчан.

-    К беде это, не иначе, - причитали на посиделках богомольные старушки, - вот так-то тоже накануне японской: ночью за околицей столб белый большущий стоял и по нему, вроде, люди идут, идут, конца края нет, а потом и исчезают, вроде. Так и сейчас... Не к добру это...

К этому времени у восставших на вооружении было уже около тридцати ружей, двадцать стволов винтовок да пять наганов. Патронов маловато, однако рассчитывали раздобыть в Сызрани.

Явного вожака не было, однако больше верховодил старший Вы­рыпаев, но с оглядкой на мужиков.

После разгрома отряда Кирюхина собрались на совещание в здании исполкома. Сидели за столом, выпивали, закусывали пирожками, солеными огурцами да квашеной капустой.

-   Ну, теперь отступать некуда, надо вширь расти, - Тимофей Вы­рыпаев поставил винтовку к стене, расстегнул чапан, сел к столу, - я так мыслю, пока не очухались, садиться на коней да по округе бить в набат, поднимать людей.

-   Ежели Ермолай Ушаков с Алешкой Дубововым до Сызрани до­берутся да поднимут батальон, будет это не иначе как дня через два, а то и позже, - предположил Яков Гудов.

-   Ну, это еще бабка надвое сказала, пойдут они за нами, ай нет... Самим надо, - остановил Гудова Казятин.

-  Чего с пленными делать будем? - Младший Вырыпаев достал из кармана наган, положил на стол.

-  Порешить всех, меньше мороки, - Иона Серов только что выпил полстакана самогонки, морщился, нюхал соленый огурец.

-   Сына не троньте..., - белый как мел поднялся из-за стола Яков,

-   Христом богом Прошу...

-    Всегда успеем порешить, сидят и пускай сидят, - поддержал его старший Вырыпаев, - они, вроде, как в заложниках у нас будут, мало ль чего...

Было решено поделиться на три отряда и выступать на Сызрань и Тереньгу, в сторону Сенгилея и еще через Волгу, в сторону Ягодного, Ставрополя и дальше.

Заседали часа два. Собрались было уж расходиться по домам, как в дверь с шумом ввалились трое мужиков. Один в кожанке, папахе, в руках плеть. Высокого роста, черные как смоль волосы, чуть с рыжинкой от табака усы.

-   Здорово, мужики.,. Слыхать, воюете.

-     Воюем помаленьку, а ты кто будешь? - Тимофей Вырыпаев потянулся за винтовкой, - что-то я тебя не признаю, мил человек.

-  Из Ягодного мы... Долинин Алексей Васильевич, волостной судья, а это товарищи мои, Прошка да Федот, - кивнул он на стоявших у порога рослых молодцов.

Все повскакивали с места, хватаясь за оружие.

-   Ишь ты, какие прыткие, а я думал, вы в бирюльки играете, а у вас и впрямь, видно, война идет. - Незваный гость явно насмехался. Прошел вперед, сел за стол, набулькал чуть больше полстакана само­гонки, гулко глотая, выпил, крякнул, понюхал корку хлеба. Из-под распахнувшейся кожанки показалась кобура нагана. Двое его спут­ников стояли, переминаясь, у двери.

-     Прознали мы про вас, вчера собрались вон у меня мужики, решили подсобить вам. Меня, значит, выбрали атаманом. Возьмете в свою компанию?

-   Ай, молодцы ягодники...

-   А мы было к вам в гости собрались, а вы сами тут как туг...

Со всех сторон раздались взволнованные голоса. Казятин обнимал

Долинина, хлопал его по плечу, на глазах слезы.

-    Ну, давайте присядем на минутку, думать будем..., - Долинин достал планшет, развернул карту. Все переглянулись.

Алексей Васильевич Долинин - младший сын ягодинского крес- тьянина-середняка Василия Долинина, георгиевский кавалер. В пер­вую мировую войну дослужился до ротмистра, гражданскую войну закончил начальником штаба второй бригады тридцать третьей Ку­банской кавалерийской дивизии. Служил одно время и в Петрограде, встречал Ленина на Финляндском вокзале. Потом был переведен в Тифлис. Весной 1918 года вернулся на родину, был избран сельчанами председателем собрания демобилизованных солдат, депутатом волисполкома и первым Советским Народным судьей волостного суда. В марте 1918 года под его руководством именем Революционного воен­ного закона изгнали из волости управляющего графа Орлова-Давы­дова. Среди сельчан пользовался авторитетом за ум, крестьянскую сметку и веселый нрав. Именно он станет одним из ярких вожаков восстания, которое впоследствии в народе нарекут "Чапанкой" или крестьянским мятежом Долинина.

После долгих споров решили, не мешкая, двигать по окрестным селам. Когда Долинин сходил с крыльца сельсовета, завидел среди толпы Дмитрия Гудова.

-   Ба, годок, и ты тоже воюешь?..

-   Куда конь, туда и борона, - уклончиво ответил Дмитрий, узнавая в статном красавце ягодинского волостного судью, кому он не так давно продал телку.

-    Отелилась телка-то, во-о... какого бычка принесла, - Долинин поднял большой палец кверху, - баба моя не нахвалится коровой-то, так что за мной магарыч. Так-то, земляк...

Долинин хлопнул весело Дмитрия по плечу, подошел к коновязи, легко и привычно взлетел в седло, поскакал вдоль улицы.

Три отряда восставших, подвод по шестьдесят-семьдесят, в тот же день после полудня двинули от Новодевичья в разные стороны. Отряд в сторону Заволжья возглавлял сам Долинин, лихо гарцуя впереди на вороном жеребце. Шли ходко. Кое-где видны были среди льда проталины и полыньи. Скоро и нельзя будет на лед ступить, не за горами ледолом.

34

Отряд Казятина, в который входили Яков, Дмитрий и Анисья Гудовы, человек в триста на подводах под вечер въехал в Подвалье. Там узнали, что двое уцелевших милиционеров дозвонились-таки до Сенгилея, вызвали подмогу и только недавно выехали им навстречу. Казятин выслал вперед конную разведку, приказал созвать сельский сход. Арестовали, исполкомовцев. Председателя, пожилого сгорблен­ного старика, туг же расстреляли. Прихватив с собой подвод двадцать подвальских сторонников, двинулись дальше вдоль горы. В Сенькине их встретила разведка и доложила, что отряд конных красноармейцев штыков в пятьдесят движется от Бектяшки. Наступали исподволь сумерки. Решили устроить засаду сразу за Платоновкой в лесу. Ждали недолго. Едва успели замести следы, спрятаться в кустах, тут и по­явились всадники.

С первого же залпа полегло человек десять. Дорогу завалили сзади могучей сосной. Красноармейцы спешились, залегли в сугробы, хо­ронились за валежины.. После часовой перестрелки, в кромешной тьме уже, когда стрельба чуть притихла, Яков осторожно высунулся из-за ствола дуба, закричал: "Солдаты, братья, не стреляйте в своих отцов и братьев. Кто добровольно сложит оружие, того отпустим с миром, вот тебе крест..."