Продолжение повести Н.В.Будылина "Озарение"
9
А жизнь в Юмратке текла своим чередом. В тот год, по осени, ровесники Сергея, Гришка Уткин и Ваня Дегтев, пошли в школу. Сергей затосковал, ждал их иногда после уроков, сидя на бревнах у забора напротив школы. Мимо проходили ребята, весело переговаривались, делились школьными новостями, говорили какие-то непонятные ему слова: "Грамматика, география, арифметика". Сергей завидовал, чего там греха таить. Летом он не чувствовал одиночества, постоянно находясь среди сверстников, сейчас же он был один.
Школа, бывшая церковно-приходская, находилась возле церкви. Здание деревянное, небольшое, но крепкое еще. За школой, вдоль плетня, росли ветлы. Ожидая ребят, Сергей любил залазить на самую вершину и качаться там под порывами ветра, наслаждаясь ощущением высоты и полета. Страха не было, даже мысль, что он может упасть, не приходила в голову.
Однажды он полез на пожарную вышку, она была значительно выше всех деревьев. И уже забрался выше середины, отсчитывая ступеньки и вдыхая всей грудью свежий ветер из-за речки. Вдруг его окрикнула какая-то женщина, Сергей даже не понял, кто.
- А ну слазь, ишь чего надумал, слазь, тебе говорят.
Сергей в нерешительности остановился, прислушался.
- Мать-то хоть пожалей...
И эта последняя фраза до того потрясла его, до того ему стало щемяще больно, что он тут же спустился вниз и отправился домой. С той поры Сергей уже не бросался сломя голову навстречу надвигающейся опасности, остерегался, что ли. Понял, что жизнь его принадлежит не только ему, но и близким людям, даже друзьям. Так чего же за здорово живешь рисковать ею?
После школы Гришка Уткин и Ванька Дегтев, бросив портфели, прибегали к Сергею, и они бежали наперегонки за огороды играть в клек, в чижик или боролись на подсохшей траве. Сергей был покрепче Вани, но Гришке уступал. Каждый раз казалось, что еще чуть-чуть и осилит, но не удавалось. Начал Сергей по утрам подтягиваться и кувыркаться на перекладине у колымаги, потом брат Иван сделал ему во дворе турник. Однако Гришку он одолеть так и не смог, уж больно ловок был его приятель.
Как-то поехали они с Гришкой искупать коней на речку. Сентябрьский день подходил к концу. Было сухо, тепло. Пахло картофельной ботвой и нутряным ароматом вспаханной земли. Гришка ехал впереди на молодой кобыле Зорьке, Сергей сзади на полуторагодовалом жеребенке Кедре.
- Догоняй, - Гришка свистнул, хлестнул Зорьку и помчался.
Кедр поскакал с ходу за ними. Метров сто, еле держась и вцепившись в гриву, Сергей несся, прыгая, как на кочках, потом упал, больно ударившись плечом о землю и раза три кувыркнувшись. Боль в плече прошла, но было обидно.
-Ты где? Живой...?
Гришка слез с коня, участливо склонился.
- Ты сдурел что ли, ни с того ни с сего помчался.
- Да я ж крикнул тебе...
- Ага, крикнул...
- Не ушибся? Вставай давай...
Лошадей мыли, сидя на них верхом. Вода была уже холодноватая. Еще долго потом ребята вспоминали этот случай и смеялись.
10
В первых числах сентября отец повел к цыганам жеребенка Кедра. Рано утром, пока дети еще спали, он оседлал Малютку и верхом поехал в Шанталу, Кедр бежал рядом, задрав хвост и весело взбрыкивая. Вернулся отец к обеду, о чем-то перешептывались в закутке с матерью. Вечером за ужином, когда наперебой хлебали тюрю с молоком из большого деревянного блюда, постукивая деревянными же ложками, отец сказал Сергею:
- А что, Серега, не скататься ли нам с тобой в Казань с глазами-то? Говорят, там дюже башковитый профессор объявился. Покровский фамилия.
 |
- Зачем это, тятя?
- Ну как зачем. Посмотрит он тебя, может, подскажет что дельное.
- Вы уж там долго-то не задерживайтесь, как бы не случилось чего, едете в такую далишу, - запричитала мать.
- Ну, мать, "волков бояться, в лес не ходить".
- Тятя, привези мне полушалок цветастый, у всех девчат уже есть.
Марья раскраснелась, она б и сама с радостью поехала в Казань, но, как говорится, не до неё.
- Ладно, дочка, пригляжу, может, и попадется какой. Тебе какого цвету обожается?
- Мне бы голубенького, тятя, с розовенькими цветочками.
Марья еще больше зарделась от предвкушения и удовольствия, она уже видела себя в этом полушалке на ве- чорке. Эх, тогда...
- Ну ладно, так и постановим. Ты сбери нам, Матрена, чего ни на то. Да... Ну, а ты, Иван, за хозяина остаешься, за лошадью смотри, как бы она не загуляла тут вскорости.
Иван потупил голову, буркнул угрюмо: "Ладно, пригляжу, чай не впервой..."
Утром отец попестовал на руках младшеньких Нюру с Надей, мать обняла Сергея, заплакала.
- Ну, мать, долгие проводы, лишние слезы, ты нас как в неволю провожаешь, - пожурил её отец, - все хорошо, через две-три недели приедем.
На Малютке довез их Иван до станции, потом за день добрались до Ульяновска, переночевали там в ночлежке на вокзале и утром уже плыли на большом колесном пароходе "Троцкий" по Волге.
Сергей утомился от большого количества незнакомых людей и голосов вокруг, устал, но чуть отдохнул на полке, прислушиваясь к четкому постукиванию механизмов парохода, и вновь приободрился.
На больших остановках сходили на берег поразмяться, купить еды. В селе Богородском, что на полпути к Казани, купили на пристанском базаре с полведра душистых яблок. Раньше Сергей у себя в деревне ел яблоки в своем саду, но таких вкусных и душистых никогда.
- Тятя, давай ребятишкам оставим, а? Нюрке с Надькой, они еще тоже таких не едали.
- Купим, купим, сынок, но на обратном пути уж, обязательно купим.
В Казани остановились у дальнего родственника Ильи Коновалова, что работал на кожевенной фабрике подмастерьем. Вечером добрая хозяйка, тетя Феня, накрыла на стол, угощала шанежками и сливовым компотом. Отец с хозяином, выпив по стакану красного вина, долго разговаривали на кухне. Сергей уж и задремал на сундуке.
- Веришь-нет, Лексей, до того иной раз тоска загрызет, бросил бы все и побежал в деревню снова.
- Ну, это дело ясное, от земли просто ли оторваться-то...
- Вот по ночам, считай, через ночь, наша Муратка снится. Речка-то воробью по колено, а на тебе. Вроде, я на бережку эдак сижу да камешки бросаю.
- Ты мне вот чего скажи, Илья, профессор-то у вас тут по глазам, Покровский, вроде?
- Да слыхал, башковитый, говорят, но сам-то не ходил к нему, ни к чему вроде...
- Да это ладно, л говорю, ему, может, заплатить, сколько нужно, уж я б не поскупился, ничего б не пожалел? А..? Илья..?
- Ну, это я не знаю, тут уж по обстоятельствам посмотришь. Есть там у меня одна медсестра знакомая, нешто к ней адреснуться.
- Спроси, Илья, уж я бы„.
Рано утром Сергей с отцом ждали уже очереди на прием к профессору Петру Макаровичу Покровскому. В приемной пахло хлоркой, йодом, робко разговаривали ожидающие больные. Профессор долго осматривал Сергея, широко раздвигая веки, закапывал какие-то капли, кряхтел слегка. Потом вызвал отца и негромко, слегка картавя, сказал:
- К сожалению, в данном случае медицина помочь не в силах.
Сергей слышал, как заплакал отец, потом взял его за руку, и они вышли из больницы. Сергей не плакал, но он понял в тот момент, что это был его, наверное, последний шанс, что он не может обладать тем, что люди называют просто "видеть" и что эта способность очень важна для людей, иначе б отец не заплакал.
Через неделю они уж были у себя в Юмратке.
11
Наступила осень. Небо над Юмраткой помрачнело. За проливными осенними дождями постепенно приближалась зима, по утрам уже явственно чувствовалось её холодное
дыхание.
Как-то вечером, накануне Покрова дня, к Анисимовым заглянул дядя, Федор Андреевич.
- Ну что, родня, прибрались маленько с делами?
- Да, почитай, недели две с гумна не вылазили, вот под пары не успели вспахать, может, еще бог даст вспашем.
- "Бог-то бог, да сам не будь плох". Сейчас ведь он и дождь-то брызнет с ложку, а грязи целый пуд, а то и снега жди того гляди...
- А вы б с Настей когда пришли, Федор, - вступила в разговор мать, - вот хоть завтра, все одно работать нельзя, праздник. Как говорится, посидим рядком, поговорим ладком, чай, свои.
- И то дело, - свой своему поневоле друг. Придем, придем, Матрена, спасибо на добром слове. Ну, а ты, Серьга, чего пригорюнился? Давай-ка завтра со мной, да на колоколенку.
На рассвете следующего дня, когда лицо обдувало слегка морозным северным ветерком, Сергей с дядей Федором забрались на колокольню и, выждав время, начали звонить. Сначала ударили в маленькие колокола переливами, потом в средние, и когда уж земля наполнилась колокольным звоном от макушек берез до бревнышка у крылечка крайней деревенской избы, - ударили вместе в большой колокол. Один Сергей еще звонить в большой колокол не осилял. Федор Андреевич звонил и в такт звона покрякивал то ли от напряжения, то ли от восторга.
- А ну, Серьга, спробуй ты...
Сергей попробовал самостоятельно, сбился, попробовал еще и еще. Сердце радостно стучало в груди. "Вот она музыка русская, вот она родная сторона. И не надо ничего другого, только слушать её беспрерывно".
- Молодец, молодец, Серьга, а ну, еще наподдай.
Сергей притомился, спина взмокла, он не осиливал уже
ударять даже в средние колокола.
- Дай-ка я, Серьга, слушай теперь, что получится...
Дядя Федор взял веревки в свои руки, и над Юмраткой
и заречным леском разнеслась озорная "Камаринская".
- Ну, будя на сегодня, а то нам счас отец Никодим наделает тошноты.
После полудня Федор Андреевич вместе с женой Настей пришли в гости к Анисимовым, как сговорились.
- Мир этому дому на веки вечные, а мы со своим угощением, - тетя Настя поставила на стол ватрушки, накрытые полотенцем.
- Да и со своей музыкой, как я гляжу, - отец шел им навстречу.
- И...и, я без музыки никуда, если не колокола, так балалайка. Как, не хвалился крестник, как мы с ним в колокола-то играли?
- Хвалился, хвалился.
Гости сели за стол, мать достала из печки жареную картошку. Картошка подрумянилась, запахло жареным луком. Мужики выпили рюмки по две водки, женщины пригубили смородной настойки.
- Ну-ка, Федор, вдарь на балалайке, помнишь, как на вечорках наяривал?
- Как не помнить... Подай-ка, Настенька.
Сергей сидел на печи, свесив ноги и упираясь ими в печурки. Надя с Нюрой копошились за его спиной, шумели.
- Да вы замолчите, послушать не дают.
- Я хоцу яицко, - пропищала младшая Надя.
- Подержи-ка её, Нюра, я сбегаю принесу, а то упадет, или сбегай сама, спроси у мамы.
Нюра сбегала, принесла на тарелке несколько кусков ватрушки и вареных вкрутую яиц Дети успокоились. В это время дядя Федор настроил балалайку, обернулся к Сергею.
- Слушай-ка, Серьга, вот мы сегодня с тобой "Камаринского" на колоколах играли, а теперь вот послушай на балалайке.
И заиграл, притопывая ногой, задорно, время от времени встряхивая головой.
- Ну как, потешней?
- И на балалайке хорошо...
- То-то, хорошо...
Федор Андреевич пристукнул себя по ноге и заиграл частушки, затараторил без перерыва: Я у тещи был в гостях, Лягушка плавала во щах. Я парнишка был несмел. Взял лягушку, да и съел.
С лавки привстала тетя Настя, пошла вокруг стола, пристукивая каблуками.
А мне милый изменил, А я дура плакаю, Да я такого лягушоночка Из глины сляпаю.
К ней вышла мать.
А мне милый изменил, Я сказала наплевать.
Да я такого лягушонка Решетом могу поймать.
Потом долго пели песни. Сергей многих слов не разбирал, но чувствовал грусть и сладость этих песен. Когда пели про сына-бродягу, вспомнился почему-то брат Мишка, последняя ночь с ним на сеновале.
Уже по-темному ушли гости. Мать уложила детей, сама пошла во двор доить корову. Ночью Сергей долго не мог заснуть, мечтал, как он вырастет большой и научится играть на балалайке так же, как дядя Федор.
12
На краю улицы Таракановки, ближе к речке жил горбатенький старичок-плотник Кузьма Матвеев со своей дородной женой. Жил себе и жил, строгал досочки, мастерил, мурлыча под нос, кому табуретку, кому шкаф, а то и баньку срубить наймут. Тем и кормился. По молодости, да пока в силе был, уходил в найм аж до Казани, - строил дома, амбары, конюшни, - кому что потребовалось. Еще от деда перенял он одну хитрость, что позволяла строениям стоять веками, а дело вот в чем...
Обычно плотник рубит угол в полдерева, подгонять . удобнее, а Матвеевы рубили в лапу, да еще шип оставляли. Оно, конечно, подгонять труднее, но зато вода в угол не попадает и стоят те строения по 100 лет и больше. Если постараться да приноровиться, так можно вообще без мха или пакли обойтись, если, к примеру, амбар или конюшню рубишь.
С годами на сторону наниматься стало тяжеловато, силы да и сноровка уже не те, сколько раз падал с лесов-то, слава богу все обходилось. Вот и приноровился он помаленьку столярничать у себя на дому, все вроде при деле, да и жить как-то надо. Это только у чеховского Луки Александрыча "плотник супротив столяра..." все равно как Каш- танка супротив человека. В жизни же эти две почетные профессии весьма близки. К Кузьме Матвеевичу и направились как-то Сергей с отцом заказывать балалайку. За мешок картошки тот за неделю смастерил добрую балалайку, покрыл её лаком, а вот струн не было. Пришлось натянуть конский волос и проволоку. Теперь по утрам, когда взгрустнется, а дома никого нет, Сергей тренькал на ней, стараясь подражать дяде Феде, по вечерам бегал к нему. Получалось сначала плохо, но потом пообвык и через полгода вовсю уже наяривал "Барыню" и "Коробочку" и, что особенно нравилось отцу, "Выйду ль я на реченьку".
Зимой на улицу вкходил он реже, да особо-то и не в чем было. Валенки на вссех валять не успевали.
После обеда к Сергею приходил Гришка Уткин, залазили с ним на полати и скороговоркой, изредка сбиваясь, Гришка читал книжки. Особенно Сергей любил "Вий" Гоголя, "Бежин луг" Тургенева. Всякий раз замирало сердце от страха. Сейчас дочитывали "Таинственный остров" Жю- ля Верна.
"Все жили в такой дружбе, как и прежде, и были, наконец счастливы; но никогда не забывали они острова, на который вступили нищие, голые и где провели, ни в чем не нуждаясь, четыре долгах года...".
Гришка захлопнул книжку, помолчали.
- Вот нам бы так попасть на остров, мы б тоже всего наизобретали. Я вот, как вырасту, инженером тоже буду, вот только из Юмратки уезжать придется, - Гришка вздохнул, погладил книгу.
- А мне охота музыку играть, я слыхал, один в Казани в парке на баяне играл, так бы и слушал целый день.
- Да ты уж и так на балалайке научился играть.
- И...и, балалайка, на балалайке просто. Ты, Гришка, в следующий раз какую-нибудь книжку про музыкантов принеси.
Недели через две Гришка принес книгу Короленко "Слепой музыкант". Сергея потрясла судьба героя и в то же время он чувствовал с ним родство, возможную схожесть судеб.
Ваня Дегтев больше любил рассказывать. Скажет, что из книжки, а сам понесет, понесет и сам уж не разберет, где выдумал, а где и взаправду читал. Вот начал как-то рассказывать про Робинзона Крузо, а перескочил на то, как один в камышах заблудился, чуть не погиб. Оказывается, это ему рассказывал один приезжий матрос-родственник такую историю.
На улице завывала пурга, а на полатях тепло, уютно. До бесконечности можно слушать и интересные книги и чудные рассказы. Сергей слышал, что есть где-то книга и для слепых, но вот где их раздобыть, знать бы...
Конец первой части.
Читать дальше: Часть вторая